Kнига Алуна Томаса “Nomads and Soviet Rule: Central Asia under Lenin and Stalin” (I.B. Tauris, 2018) посвящена взаимоотношениям между советской администрацией и центральноазиатскими кочевниками-скотоводами в период НЭПа и в первые годы начавшейся коллективизации. Географически она охватывает территорию двух современных республик ‒ Казахстана и Кыргызстана. Когда началась большевистская революция, кочевники Центральной Азии уже хорошо адаптировались к жизни под властью метрополии. Но падение царского режима изменило характер, амбиции и силу власти в регионе, что в конечном итоге привело к почти искоренению кочевничества в Центральной Азии.
Томас демонстрирует, что отношение советского государства к кочевникам было сложным и прагматичным. Он показывает, как в основе советской политики лежали как антиколониальный дух, так и империалистический импульс, национализм и коммунизм, и, прежде всего, фатальная самоуверенность Коммунистической партии в том, что она способна изменить жизнь кочевников и эффективно использовать потенциал сельского хозяйства. Это первая книга, которая внимательно рассматривает период между революцией и коллективизацией и предлагает свежий взгляд на малоизвестный аспект ранней советской истории.
Чем был обусловлен вами выбор периода 1921-1928 годов и почему вы выбрали для изучения именно эти две республики Центральной Азии: Казахстан и Кыргызстан?
Что касается ранней истории советской Центральной Азии, мне показалось, что основное внимание современных историков сосредоточено на двух темах: национальное размежевание и коллективизация. Это, конечно, очень важные темы. Однако мне было интересно кочевничество, потому что оно близкo к этим темам, взаимодействует с ними, но в то же время разделено от них. Моя книга в первую очередь посвящена периоду Новой экономической политики (НЭП), который длился примерно с 1921 по 1928 год. Это уже не была гражданская война, сопровождавшаяся разрушительным насилием, и не первая пятилетка, и коллективизация, сопровождавшаяся крайне разрушительной конфискационной кампанией. Эпоха НЭПа – понятный временной период, в течение которого можно изучать отношение Советов к кочевникам в Казахстане и Кыргызстане до коллективизации.
Вы писали, что в начале 1920-х годов многие из европейских поселенцев были вынуждены покинуть Центральную Азию. С чем это связано?
Да, действительно, в начале 1920-х годов многие из этих европейских поселенцев (не только русские, конечно, но и другие с западной периферии бывшей Империи, например, украинцы) были вынуждены покинуть Центральную Азию. Причины разные. Я читал много петиций, в которых говорилось, что во время беспредела, последовавшего за гражданской войной, некоторые кочевники забрали пастбища, потерянные при царе. Часто комитеты Коммунистической партии вставали на сторону кочевников. Таким образом, поселенцам пришлось уйти. В основном я думаю, что Коммунистическая партия отреагировала на стихийный процесс. Но партия также поддерживала какую-то постколониальную справедливость. Сначала казалось, что она помогает кочевникам, но в конечном итоге это стало вопросом национальности, а не образа жизни.
Каким образом шел процесс установления административно-территориальных границ в кочевых регионах?
Здесь отношения между кочевниками и государством стали наиболее натянутыми. По мнению Коммунистической партии, нации были пространственными и территориальными. Им нужны были четкие границы. Кочевники усложнили процесс создания границ. Новые границы часто защищали интересы казахской нации или кыргызской нации, но это не означало, что интересы кочевников были защищены. Новые национальные кадры часто считали кочевников проблемой.
Каким были отношения между советской администрации и центральноазиатскими кочевниками-скотоводами?
В партии было много споров по поводу кочевников. Кочуют ли они из-за своего окружения или из-за своей культуры? Были ли у кочевников классы, буржуазия? Следует ли кочевников заставлять селиться или же кочевников нужно стимулировать селиться? Принимали ли они бы оседлый образ жизни даже без стимулов? Но все были согласны с тем, что кочевничество – это отсталость. В социализме кочевничество не имело долговременных позиций.
Советская власть проводила политику “кнута и пряника”. Какие привилегии и стимулы давала советская администрация для местного населения в Казахстане и Кыргызстане?
Очень часто решения принимались в пользу кочевников, которые были готовы принять оседлый образ жизни. Кочевники-переселенцы (settling nomads) получили доступ к лучшим водным ресурсам и пастбищам. Кочевники-переселенцы должны были получать субсидию и древесину для постройки жилищ, по крайней мере, по закону.
Некоторые большевики утверждали, что кочевые элиты, баи и манапы, сохраняли свою власть, удерживая свои общины в состоянии миграции и, следовательно, бедными и послушными. Так что в Коммунистической партии было некоторое удивление, что приход социализма не вызвал всплеска постоянных поселений. О стимулах думали позже.
Мы должны быть осторожны с историческими источниками, которые, безусловно, преувеличивают объем ресурсов, фактически предлагаемых оседлым кочевникам. В принципе, Коммунистическая партия взяла на себя обязательство распределять древесину для строительства новых постоянных жилищ и выделяла ресурсы на создание успешных новых хозяйств. Крестьянам было предложено помочь оседающим кочевникам освоить производственные методы ведения сельского хозяйства. Кочевники, которые недавно поселились, облагались налогом по более низкой ставке, чем те, которые мигрировали, хотя сборщики налогов сообщали, что кочевники часто утверждали, что поселились, чтобы платить меньше налогов, а затем просто продолжали кочевать после отъезда сборщика налогов. Подобные административные головные боли, связанные с высокой мобильностью населения, раздражали большевистские власти на протяжении всего десятилетия.
Какую позицию заняла местная политическая элита в отношении проводимой политики советской администрации. Она была лояльная или же пыталась противостоять Москве?
Было очень трудно одновременно быть и администратором коммунистической партии, и кочевником. За некоторыми исключениями, такие как “экспедиция красного каравана” или “кампания красных юрт”, советские центры власти, как правило, были оседлыми и городскими. Центральноазиатские элиты в верхних эшелонах местных отделений коммунистической партии в идеале должны были быть грамотными и близкими к бюрократии. В книге я обычно подчеркиваю изолированность кочевников именно от советского государства и его процессов принятия решений.
Тем не менее, определенно было совпадение. Сообщества кочевников выучили язык нового режима и могли использовать его при необходимости. Например, в споре об использовании природных ресурсов кочевники иногда говорили о национальном представительстве и благе советской экономики в целом. Когда началась коллективизация, некоторые племенные элиты использовали возможности государства для насилия над членами соперничающих племен.
Лично я уверен, что местные националисты поддерживали кочевников ненамного больше, чем коммунисты. Но определенно были люди, которые понимали кочевой образ жизни и понимали, что политика партии очень вредна для кочевой экономики. Они все пострадали во время чисток в конце 1920-х годов, когда к власти в Москве пришел Сталин.
Насколько тяжелым бременем легла политика налогообложения для кочевников-скотоводов?
На самом деле первые налоговые системы для кочевников не были такими уж тяжелыми. И даже когда партия пыталась поднять налоги для кочевников, слабость администрирования налогов всегда была препятствием. Найти аулы было сложно. Считать семьи было тяжело. Считать стада было тяжело. Комиссариаты спорили. Конечно, местные сборщики налогов часто поступали несправедливо. Но самая большая перемена произошла, когда в конце 20-х годов партия согласилась с тем, что более богатые кочевники являются врагами и что конфискация их имущества является правильным делом. Как и “кулак”, “бай” и “манап” были категории очень непостоянные, т.е. все больше и больше обширные.
Какую политику землепользования и землеустройства проводила советская власть в отношении местного населения?
Советское понимание земли и кочевое понимание земли совершенно не согласовывались. Недостаток понимания был основным (но не единственным) фактором. Кочевникам пришлось тяжело, когда в их районе появились новые инфраструктурные проекты: нефтедобыча, железнодорожная ветка Турксиб, совхозы и тому подобное. В этом контексте советское государство считало большие части Центральной Азии совсем пустыми, поскольку земля кочевников иногда была пуста. Кочевники были вытеснены.
Вы изучали опыт казахских и кыргызских кочевников в период между 1921-1928 гг. В чем их главное отличие и как проходил процесс перехода к оседлости?
Я бы хотел больше поработать в архивах в Кыргызстане, мне еще многому предстоит научиться. Мне кажется, что различия в кочевом образе жизни обусловили различия в опыте. Кыргызов было труднее изгнать, и этнический состав Кыргызстана был другим. Больше членов партии были из Центральной Азии. Поселенцев-колонизаторов было меньше пропорционально. Коллективизация также по-разному проводилась в Казахстане и Кыргызстане.
Последняя глава вашей книги посвящена коллективизации. Как проходил процесс коллективизации на территории Казахстана и Кыргызстана?
Хотя она в основном сосредоточена на годах НЭПа, было важно, чтобы моя книга содержала главу о коллективизации из-за экзистенциального воздействия, которое эта политика оказала на кочевничество в Центральной Азии. Кампания коллективизации началась в 1928 году, и советская сельская местность не восстанавливалась до 1934 года. Казахстан был одним из крупнейших кочевых регионов СССР, и в процентном отношении казахи пострадали от коллективизации больше, чем представители любой другой национальности. Около полутора миллионов человек погибли в результате коллективизации в Казахской Республике.
Кочевой образ жизни взаимодействовал с коллективизацией по-разному. Представление о том, что кочевничество было отсталым, помогло оправдать принятые крайние меры. Конфискация ресурсов, особенно домашнего скота, истощила экономику, которая также страдала от нехватки и дестабилизации. Власти настаивали на том, чтобы коллективизированные кочевники селились – то, что партия назвала «оседлостью» – но это было абсурдом в условиях местности, непригодной для оседлого земледелия. К середине 1930-х годов количество кочевников в Центральной Азии резко сократилось.
Что касается коллективизации в Кыргызстане, то это рубеж важный и новый, по крайней мере, в англоязычных исследованиях. В своей книге я хотел сказать, что мы узнаем что-то новое и интересное, когда отделяем 1920-е от 1930-х годов, глядя только на эпоху НЭПа. Я не думаю, что 20-е годы вели к коллективизации неумолимо. Но есть также информация из 1920-х годов, которая может помочь нам лучше понять последствия коллективизации в Кыргызстане в 1930-х годах.
«CAA Network»
Дамир Саттаров
27.04.21