Rosbalt: Зачем Москва «навязывает» Таджикистану русский язык

РФ на собственные деньги строит в республике новые школы, где преподавать будут на «великом и могучем». Но не поздновато и не дороговато ли?

За строительство пяти русских школ в Таджикистане Москва готова выложить $150 млн.

Заместитель председателя российского правительства Алексей Оверчук посетил на этой неделе Таджикистан, назвав основной причиной визита осмотр строительства русских школ в республике. Не будем торопиться с выводом, что, дескать, Москва навязчиво расширяет «русский мир», в то время как республикам постсоветского пространства это вовсе не нужно и даже «вредно», поскольку широкое хождение «языка Пушкина» чуть ли не ущемляет их суверенитет и мешает развитию «государственной мовы». Президент Таджикистана Эмомали Рахмон сам попросил Россию помочь его стране в строительстве русских школ, обеспечении их педагогическими кадрами и учебными пособиями. Что она и сделала.

Но мало того, что Россия строит в пяти городах Таджикистана — Душанбе, Кулябе, Бохтаре, Турсун-Заде и Худжаде — по школе (каждая рассчитана на 1200 учащихся), так она еще оплачивает все необходимые работы на сумму около $150 млн, а также приобретение соответствующего инвентаря. И, что можно считать беспрецедентным, РФ укомплектует учебные заведения, в основном, российскими педагогами. Новые русские школы примут первых учеников в сентябре 2022 года — Рахмон попросил ускорить строительные работы.

Оверчук отметил, что президент Таджикистана уделяет много внимания изучению русского, поскольку в республике его «очень любят» и высоко ценят российскую систему образования. Он добавил, что земельные участки, выделенные под строительство школ, «очень хорошие». Кстати, одна из них «поселится» неподалеку от посольства США.

Надо сказать, что хотя «великий и могучий» является ходовым в Таджикистане в межнациональном общении, и на нем публикуются тексты законов и правительственных постановлений, население, особенно молодежь, знает его слабовато — хуже, чем в Казахстане, Узбекистане и Кыргызстане. Русских школ в почти 10-миллионой республике — всего 26. Правда, в некоторых школах с преподаванием на национальном языке есть так называемые «русские классы». Какое-то время этого было достаточно — ведь после распада СССР из Таджикистана уехали 90% этнических русских и русскоязычных.

Нет, они не вернулись в республику, но изменилось время, диктующее приоритеты. Одним из них стало изучение русского языка и, как следствие, возросший спрос на обучение на нем. Бум этот понятен — Таджикистан сильно зависит от РФ в обеспечении своей национальной безопасности, строительстве армии, приеме мигрантов, содержащих семьи на родине благодаря заработкам в России; в повышении уровня образования, в том числе — в высших учебных заведениях.

В общем, русский становится все более престижным для таджиков, желающих не колоть лед на улицах российских городов, строить дома в трескучие морозы, а получить высшее образование и «выбиться в люди» в той же РФ или на родине. А для этого необходимо владеть русским языком.

При удручающей таджикской безработице в республике есть спрос на специалистов в сфере IT, некоторые технические профессии, квалифицированных врачей. Кое-кто, получив в России дефицитные для Таджикистана профессии, возвращается на родину. Кстати, в Душанбе открылась первая в Центральной Азии лаборатория искусственного интеллекта, и за знаниями для работы в ней таджики тоже отправляются в Россию. А правительство РФ с каждым годом увеличивает бесплатные квоты для абитуриентов из РТ. Впрочем, как и для молодежи из других республик Центральной Азии.

Утверждать, что Москва навязчиво расширяет ареал «русского мира» на постсоветском пространстве, в случае с Таджикистаном и другими республиками ЦА, не стоит. Разумеется, РФ заинтересована в продвижении своего государственного языка и культуры, но в нередких случаях это происходит естественным путем, поскольку во многих республиках постсоветского пространства укоренилось мнение, что российское образование конкурентоспособно. Кроме того, рынок труда РФ, по сравнению с таковым в постсоветских странах, велик, разнообразен и перспективен, а потому привлекателен для мигрантов.

По числу говорящих русский язык занимает 8-е место в мире и используется в 15 международных организациях, хотя английский — в 23-х. Кроме того, русский является одним из шести официальных языков ООН. После распада СССР количество людей, владеющих им, претерпело ощутимое сокращение — 350 млн человек против нынешних 300 млн. Разумеется, на спад численности русскоговорящих повлияла государственная политика значительной части республик, входящих прежде в «союз нерушимых». Но потихоньку начался, так сказать, обратный процесс, и пошел он преимущественно снизу, хотя в отдельных странах синхронно, то есть и сверху, и снизу.

Помимо Таджикистана, так случилось в Узбекистане. Его власти не только не ставят палки в колеса развитию русского и получению образования на нем, но даже способствуют этому. Так, если в 2018 году в Узбекистане функционировало три филиала российских вузов, то сейчас их уже 12. При этом еще 9 высших учебных заведений планируют открыть филиалы, а 3 к этому уже готовы. Кроме того, в республике работают совместные с РФ образовательные центры, которые, вероятно, станут основой для дальнейшего создания филиалов вузов РФ.

Что касается школьного образования. В прошлом году в стране стартовал масштабный российско-узбекский гуманитарный проект «Класс!», цель которого — повышение качества преподавания русского языка и общеобразовательных предметов на нем. А для школ с узбекским языком обучения российские и узбекские специалисты разработали учебно-методические комплексы по русскому.

При этом в Узбекистане, где последний не имеет официального статуса, функционируют 848 русских школ. Не обидели здесь ни казахский язык — 417 школ, ни каракалпакский — 377. В достаточном количестве наличествуют также таджикские, кыргызские, туркменские школы. Параллельно в республике активно изучаются английский и другие «западные» языки. А все оттого, что ни власти, ни подавляющее большинство этнических узбеков (равно как таджиков) не страдают комплексом ущемления национального языка, а через него — и суверенитета страны. Отсюда — национальная толерантность, стремление дать людям максимум знаний для развития всех сфер жизни, наук на том языке, на котором они желают. Так что «напряженность» на почве псевдорусификации со всеми вытекающими отсюда политическими и националистическими спекуляциями власти Узбекистана не поощряют — ни прямо, ни косвенно.

И это очень отличает республику от ее соседей по Центральной Азии, где, например, такие явления как «национальные рейды» против русскоязычных, с одной стороны, порицаются властями, но с другой — они порой вольно или невольно сами создают фон для их существования. Это при том, что потребность в образовании на русском растет во всех республиках региона, населению которого периодически подбрасывают мысль о том, что он «ослабляет позиции» национальных языков и его надо убрать не только из образовательной сферы, но из обихода вообще. Словом, несмотря на «отдельные националистические настроения» в республиках Центральной Азии, местами принимающие даже криминальный характер (и касается это не только русского языка и его носителей), «великий и могучий» снова стал востребованным.

Стоит ли политизировать этот факт, интерпретировать его как «собирание земель» Москвой, насаждение ею «русского мира» (или духа) там, где это возможно сделать? Россия, конечно, не лыком шита — само понятие «русского мира» подразумевает концепцию международного трансгосударственного и трансконтинентального сообщества, объединенного причастностью к России и приверженностью к русскому языку и культуре. И где проходит грань между отражением реального геополитического и социокультурного явления и постимперскими амбициями современных властей России? Ведь такое понятие как «русский мир» существовало веками.

Никто не принуждал таджиков, узбеков и других представителей титульных наций государств Центральной Азии, да и других — тоже, обратить практическое внимание на углубление знания русского языка — оно пришло само собой, по велению времени, оценке имеющихся и потенциальных возможностей носителей русского языка в профессиональной сфере, карьерном росте, наконец, из соображений элементарного выживания в условиях вынужденной миграции, не говоря уже об интересе людей к русской культуре во всех ее выражениях.

Так что не будем осуждать Россию за то, что она строит русские школы в Таджикистане (выкачивая деньги из налогоплательщиков РФ) или еще где-то, открывает свои вузы, культурные центры — в конце концов, речь идет — конечно, не без амбиций сохранения и развития «великого и могучего» — о повышении уровня образования и уровня жизни. Это как минимум.

Разные страны для распространения «своего мира» действуют по-разному. Например, США приплачивают таджикам за то, чтобы они пели песни американских исполнителей на английском. Это, скажем так, вполне безобидный вариант. По крайней мере, и в одном, и в другом случае не идут войны, не разрываются бомбы и не гибнут люди.

«Росбалт»
Ирина Джорбенадзе
02.12.21